Мэнсон-старший подписывал какие-то бумаги. Когда Чарли ввели, папа бросился к нему, принялся обнимать и ощупывать в поисках несуществующих повреждений. А сам Чарли ревел в голос, уже не пытаясь сдерживаться, как подобает настоящему мужчине.

Когда все бумаги были оформлены и отец, униженно повторяя и повторяя “спасибо”, чуть ли не мелко кланяясь, потянул его прочь из кабинета, Чарли сообразил, наконец, что его отдали на поруки семье. Однако невзирая на невероятное облегчение и жажду поскорее покинуть эти мрачные стены, в Мэнсоне-младшем внезапно взыграло ретивое. Спасибо, значит? Эй, а где хотя бы “извините” за неправомерное задержание? Ясно как день, что русские дикари скорее удавятся, чем дадут честному американцу положенную денежную компенсацию за арест, но хотя бы “извините”? Засуньте, конечно, свои чёртовы извинения себе в дупло, но можно же вести себя как цивилизованные люди?!

— Зачем вы украли мишку? — дерзко спросил Чарли в дверях, обмирая от собственной отваги перед лицом смертельного врага. Заставить себя молчать он так и не сумел. — Вы подобрали его на теле расстрелянного ребёнка, да?!

Дознаватель удивлённо снял очки.

— Это мишка моей дочери, — неторопливо проговорил он. — Ей пять лет, и она дала его мне, когда я уезжал в командировку. — Он сделал паузу, глядя в недоверчиво раскрытые глаза Чарли. — Да, у нас тоже бывают дочери, — счёл необходимым пояснить он, когда Мэнсон-младший никак не отреагировал на его слова. — Постарайтесь никуда не уезжать из города до соответствующего разрешения, — обратился он уже к папе.

— Да, сэр, — едва не козырнул тот, выволакивая Чарли из кабинета.

В машине отец первым делом включил автомагнитолу. Это были новости “Фокс”, и Чарли непроизвольно затрясло — неведомо почему.

— Переключи, — угрюмо потребовал он.

— Поговори ещё мне! С тобой у нас разговор не окончен! — вспыхнул отец, но всё-таки поймал какую-то музыку — видимо, от болтовни по радио сейчас было тошно даже ему. — Давай сюда эту дрянь, я её выкину! — Он протянул руку за игрушкой.

— Не смей, — угрожающе проговорил Чарли, пряча мишку между собой и сиденьем. — Не смей, слышишь, ты!..

Отец ожёг его ненавидящим взглядом.

— Ладно, — проговорил он. — Ладно. После поговорим.

Машина резко, пачкая асфальт резиной шин, стартовала с места и выехала на улицу, по которой ветер гнал цветные комочки конфетти.

Михаил Тырин

Рашен брик

— Добрый день, мистер Лапин! Это Френк Гир, вам должен был насчёт меня звонить полковник Грачев…

— Да-да, припомнил! Честно сказать, не очень перевариваю всяких корреспондентов, но если сам товарищ полковник попросил…

— О, я не корреспондент, я скорее писатель. Создаём книгу «Как мы выжили», и для вашей истории там будет отдельная глава. Итак, начнём с того, как вы попали в Балканскую колонну.

— Да как попал… Случайно. После армии шоферил на «Сельхозхимии», потом водил гнилой автобус с шабашниками на лесозаготовки. Почему гнилой? Да он через день ломался. Зарплата копейки, жильё — четыре метра в общаге. А потом, когда военным оклады начали прибавлять — думаю, дай попробую. У меня же и классность, и все категории. Вот и взяли на контракт. Лычки сержантские повесили, приписали к полковому госпиталю в Подмосковье, потом перевели в Военно-медицинскую академию. А мне какая разница, где баранку крутить? Я-то сам не врач, не светило, что я могу полезного тебе наговорить?

— Вспомните, как всё начиналось, мистер Лапин.

— Да как и у всех. Телевизор смотрели, в курилке трепались. Ржали, конечно — говорили, нашли чем испугать, насморком китайским. Да у нас от похмелья в день больше помирает, чем у них за всю эту эпидемию. Если кто в маске шёл — говорили: ты ещё презик на башку натяни, чтобы уж наверняка. Шуточек много всяких было. Кто-то на памятник Ленину маску натянул, кто-то на туалетной кабинке написал «входить строго по одному»…

— Но как, мистер Лапин? Вы же говорите, Военно-медицинская академия, там опытные врачи, серьёзные специалисты, неглупые же люди!

— Я-то врачей этих сначала и в глаза не видел. Мы ж по хозяйственно-складской части работали, по обеспечению гарнизонов, по закупкам, по приёму грузов. Обычная шофёрская бодяга, только в погонах. Но смеялись недолго. Приказ пришёл — соблюдать меры, носить эти маски чёртовы, руки протирать. Выдали нам и маски, и пузырьки, и брызгалки для рта. Пару уколов сделали. Мужики плевались, конечно. Но когда нарушителей стали рублём карать — притихли. А кто-то и без должности остался, такие дела.

— Вы в тот момент имели доступ к какой-то информации, которая не разглашалась для гражданского населения?

— Особо новостей таких не было. Как-то раз целый день возили полевые палатки на брошенный полигон. Палатки, печки, дрова… Там сгружали, а зачем — бес его знает. Судачили про чумной лагерь. Еще друг такую залепуху рассказывал — вёз он непонятные длинные пакеты, целый Камаз. На разгрузке пакет порвался, а из него какие-то твёрдые картонки выпали с острыми углами. И вот как их не сложишь — гроб получается. Ну, ты понимаешь — такие сборные гробики, а он сказал, их двенадцать вагонов пришло на товарную станцию. Ну, тут — да, не по себе как-то стало. А вообще, кто с нами, работягами, говорить будет? Всё в больших кабинетах решалось, вот там и вправду что-то такое знали. И даже когда в Европе этим вирусом шарахнуло по самое не балуйся, у нас в гараже всё обычным чередом шло. Шуточки, прибауточки — словно и нет никакой эпидемии. Будто на другой планете мы, и всё видим, как по телевизору.

— Говорите, у вас был простой хозяйственный гараж, но как вам удалось попасть в Балканский конвой?

— Ты не гони коней, корреспондент, ты послушай. Когда первые борта в Европу пошли, меня там и рядом не валялось. Элита шла, спецы, даже за рулём военмед не ниже капитана. Мне один умный майор сказал, что толк от той суеты сомнение вызывал. Вакцины-то ещё не было, а итальянскую богадельню раствором побрызгать — подвиг небольшой. Другой вопрос — посмотреть обстановку, изучить, взять пробы…

— То есть, ваши военные медики занимались, по сути, шпионажем?

— Да помилуй, где там шпионаж! Всё лежит перед глазами — бери да смотри. Исследование было, полевая научная работа, вот так скажу. И не зря, думаю. После Китая и Италии по другим этой заразой вжарило — Греция, Франция, Германия… Ну, и Балканы накрыло. У нас в это время тоже несладко было, по Москве патрули с собаками и тазерами, министерские здания под больницы отдавали, но всё же пока не так. Вот тогда и полетели новые борта, пошли конвои. Людей стало не хватать — стали привлекать всех, подмели и меня под это дело. Хоть я ж пацан деревенский, по-иностранному только «Гитлер капут» и умею. Такие дела.

— Вы прибыли в Белград — что вы там делали?

— Строили перевалочный лагерь для экстрадированных из Европы мигрантов. Палатки, заборы, лазареты… Потом обслуживали по медицинской части. Меня за «Урал» посадили, так вот, у него в кунге медкабинет был. Ну, как кабинет, вроде лаборатории. Там всегда дежурный медик — честь по чести, в комбинезоне, маске, респираторе. Проверял особо подозрительных, а мне в это время рядом не разрешали быть, я всё больше в районе спец-столовой отсиживался, с парнями трепался да чаи гонял. Иногда в деревни выезжали — там тоже проверяли. А там же беда совсем. Народ уж сколько без работы, магазины без товара — ржавого гвоздя не найти. Бывало, угостишь ребёнка конфетой, а доктор головой качает, брови под маской хмурит — нельзя!

— Кстати, как складывались отношения с местными, с пациентами? Вас боялись, ненавидели или, наоборот, благодарили?

— Нас ненавидеть было не за что. Больных к нам привозили государственные органы, иногда и силой, они же охраняли лагерь, чтоб контингент не разбежался. Стояли снаружи в своих скафандрах красных. Они же и трупы вывозили по ночам. Один раз ко мне подошёл местный карантинник — уже переболевший, но ещё не выписанный. Знал, что я выездной, попросил в любой деревне ему ракии купить. Я вроде и пожалел бедолагу, но командир увидел, в сторону оттащил: ты, что! Одному привезёшь, завтра к тебя весь лагерь в очередь встанет. Так что вовремя я одёрнулся, а то мог и без погон остаться. А вот местная охрана — те исправно за забор передавали ассортимент. Регулярно, как автолавка. Хотя, погоди! Была история. Он же, командир, как-то всех собрал и говорит — вы б сняли погоны, значки всякие. А то разговорчики идут, что ходите тут как оккупанты. Все цацки — долой, проще будьте. А нам что? Даже лучше. Утром простую рубаху накинул — не жарко и удобно. Ну и стали мы как партизаны, кто во что горазд.